●
Мастера транса
Шаманы называют себя избранными. Они готовы излечить любую болезнь и
помочь с заключением сделки.
|
Монгольский Боо Нергуи остановился посредине комнаты, раскачиваясь из стороны в сторону,
и повторял нараспев: «Великое небо, прошу, приди». Он стоял с закрытыми
глазами, сжимая в руке разноцветные ленты, и твердил: «О, великое голубое небо, что укрывает меня, приди ко мне».
Нергуи – боо, так монголы называют мужчин-шаманов.
Он верит, что он – посредник между двумя мирами: видимым и невидимым,
миром духов и богов. Люди, подобные Нергуи, называют себя избранными,
пришедшими в этот мир, чтобы возродить добрые традиции народов Монголии,
Средней Азии и Сибири и, самое важное, – лечить как физические, так и
духовные раны человечества. И, надо заметить, шаманы-врачеватели нашли
свою – обширную и благодарную – аудиторию.
После медитации и песнопений Нергуи впал в транс – состояние, когда дух
из невидимого мира входит в тело шамана. «О, мой дух, я готов ехать
верхом на десяти монгольских коровах, чтобы увидеть тебя. Прошу, пусть
золотая кукушка покажет мне путь к духу», – глубоким грудным голосом
взывал Нергуи. Мы, восемь ошарашенных зрителей, сидели вокруг на
табуретках и железных кушетках, расставленных вдоль стен деревянной
хижины Нергуи. Шел, согласно китайским зодиакальным часам, «час коня» –
время между двенадцатью и часом дня. Полдень, по словам Нергуи, самый
удобный момент, чтобы отправиться в потусторонний мир.
«Волчье небо, помоги мне. Пришел человек, нуждающийся в помощи, человек
с миром в сердце. Великое небо, прошу, приди», – повторял Нергуи снова и
снова. Нергуи – худощавый скромный мужчина с изможденным лицом. Он одет
в темно-коричневый дел – традиционный монгольский халат, вокруг шеи
повязан голубой шелковый платок, на ногах – сапоги из кожи северного
оленя.
Нергуи принадлежит к дархатам – одной из коренных народностей Северной
Монголии. Дархаты, которых сегодня насчитывается около 20 тысяч, во
многом сохранили традиционный образ жизни кочевников: основная, так
сказать, профессия Нергуи – уход за коровами, козами, овцами и лошадьми.
Кроме того, дархаты практикуют шаманизм в одной из самых древнейших его
форм, и это тоже неотъемлемая часть их жизни.
За тысячи лет быт здешних племен мало изменился, прежде всего из-за
труднодоступности мест. Чтобы попасть сюда из Улан-Батора, мне пришлось
совершить полет на хлипком самолетике, а затем 13 часов трястись в
дребезжащем уазике по заснеженной тундре, преодолевая обледеневшие
горные перевалы и пересекая замерзшие реки.
...Напев Нергуи ускорился, раскачивание стало напоминать танец. От
ветвей можжевельника, горящих в чугунной печке (считается, что
можжевеловый дым привлекает духов), шел приятный аромат. В углу напротив
двери были сложены амулеты, статуэтки, разноцветные шарфы и другие
талисманы – святилище духов-хранителей Нергуи.
Внезапно Нергуи рухнул на пол. Два помощника подхватили его, и тогда он
завыл по-волчьи, а потом страшно захохотал, словно злодей из фильма
ужасов. «Дух вошел в него», – с благоговением прошептал Зайя Олдов, мой
проводник и переводчик. Нергуи оттащили к стене, там он сел, скрестив
ноги и по-прежнему не открывая глаз. Один за другим к нему подходили мои
спутники. Шаман – а точнее, говорящий в нем дух – рассказывал о прошлом
каждого и давал советы.
Вот пришла моя очередь; я опустился на колени перед Нергуи. «В юности ты
был очень тихим и спокойным, – сообщил мне дух тем же глубоким и
уверенным голосом. – Ты любишь животных. Всюду, где ты бывал, люди
улыбались». Все это была правда, но послание духа было настолько общим,
что могло бы относиться практически к кому угодно. «У тебя есть
необычная отметина на правом боку, ниже подмышки», – неожиданно сказал
дух. Неправда, ничего такого у меня там нет. «Скоро тебе поможет человек
со знаками собаки и овцы», – это таинственное заявление духа совсем
выбило меня из колеи. Под конец шаман сказал: «Своей силой я буду
оберегать твоих родных и тех, кого ты любишь. Возьми эти ветви
можжевельника и сожги их в своем доме». Когда я взял из руки Нергуи
ветки, он протянул мне еще что-то. «Эта кость – лодыжка волка, – пояснил
дух. – Носи ее в правом кармане, она защитит тебя от беды». Нергуи начал
выходить из транса, совершая резкие круговые движения руками. В его
глазах застыл страх, дыхание было учащенным.
К шаману подошла жена, Чимги, и сунула ему в рот зажженную сигарету.
Продолжая сотрясаться всем телом, он разжевал сигарету – всю, вместе с
тлеющим кончиком, – и проглотил. Наконец Нергуи вернулся. Ему предложили
еще одну сигарету – эту он просто выкурил. Чимги улыбнулась мужу и
спросила: «Хорошее было путешествие, дорогой?»
Слово «шаман» происходит из языка эвенков, сибирского народа. Однако
шаманов можно найти практически в любом уголке нашей планеты – в том
числе и в шаманских центрах Лондона, Бостона и многих других крупных
городов. Шаманы верят, что мир полон невидимых духов, которые
воздействуют на нас и управляют нашими судьбами. Сами же шаманы,
исполняющие по очереди роли врачей, психологов, деревенских старейшин,
предсказателей и поэтов, – великие посредники, осуществляющие связь с
этой тайной реальностью и стоящие на самой высокой ступени в
общественной иерархии народов.
Точного определения шаманизма не существует. «Лучше было бы использовать
множественное число, то есть говорить не о «шаманизме», а о
«шаманизмах», – говорит Марджори Манделстам Белзер, антрополог из
Джорджтаунского университета. Верования и ритуалы одного шамана, по
словам Белзер, могут отличаться от верований и ритуалов другого, потому
что путь, предназначенный каждому человеку, которому суждено стать
шаманом, уникален и индивидуален. Впрочем, схожие черты есть у всех. К
ним, например, относится экстатический транс, или «путешествие души»,
как его еще называют. Однако способы использования шаманских атрибутов и
духовных прозрений могут сильно отличаться, равно как и конечные цели
ритуалов.
Многие шаманы работают в одиночку, другие присоединяются к действующим в
городах объединениям, исполняющим и функции профсоюзов: так, в
улан-баторском центре исследований шаманизма «Голомт» около 10 тысяч
членов. В странах Средней Азии, где господствующей религией является
ислам, например в Киргизии и Казахстане, большинство шаманов считают
себя правоверными мусульманами, а их ритуалы сопровождаются чтением
молитв из Корана. В Монголии и Юго-Восточной Сибири шаманизм тесно
переплелся с местными буддистскими традициями. В Улан-Баторе я
познакомился с шаманом по имени Зоригт-Батор Банзар, основателем Центра
шаманизма и вечной небесной мудрости, организации, цель которой –
изучать и освещать связь шаманизма с мировыми религиями. «Иисус
использовал шаманские приемы, но люди этого не понимали, – сказал мне
Банзар. – То же самое относится к Будде и Мухаммеду».
По четвергам Зоригт-Батор проводит в своем гере (так называется
традиционный монгольский шатер), стоящем в центре города, обряд,
напоминающий церковную службу, и десятки верующих внимательно слушают
его цветистые проповеди.
Придя в себя после транса, Нергуи открыл бутылку водки, которую я принес
ему в подарок, и плеснул каждому из нас по чуть-чуть в неглубокие чайные
чашки. Я взял чашку правой рукой (если взять что-нибудь левой, можно
нанести шаману тяжкое оскорбление) и, прежде чем выпить, совершил
приношение духам в три стороны: макнув в водку пальцы, брызнул несколько
капель в воздух, потом на пол и, наконец, прикоснулся к своему лбу.
«Дар шамана – это то, с чем ты рождаешься», – сказал Нергуи, отхлебнув
водки. Нельзя просто так взять и решить, что станешь шаманом: тебя
должны выбрать духи. Призвание шамана обычно передается из поколения в
поколение. «Мой отец тоже шаман», – продолжил Нергуи и прибавил, что сам
он понял, в чем его призвание, когда ему было 25 лет.
Но даже если у тебя есть дар, это еще не означает, что ты гарантированно
будешь настоящим шаманом. Каждый начинающий шаман должен пройти сложный
период ученичества и освоить ритуалы, облегчающие вход в мир духов, –
например, погружение в транс. Раньше, во времена СССР, шаманизм
находился под жестким контролем. «Моего знакомого шамана Гомбо
арестовали, когда он исполнял обряд, и на полтора года посадили в
тюрьму», – рассказал Нергуи.
К тому времени, как сам он стал шаманом, самые тяжелые времена уже
прошли, но шаманское ремесло по-прежнему находилось под официальным
запретом, и работать приходилось тайно. «Обряды можно было проводить
только в двух местах: во-первых, дома, где у дверей всегда сидел
кто-нибудь и следил, не идут ли чужие, а во-вторых, в горах, в тайном
убежище, – вспоминал Нергуи. – Потом, где-то году в 1995-м, начались
перемены, и мы смогли действовать свободно».
И в самом деле, в наши дни шаманизм переживает ренессанс. К этому
моменту Нергуи выглядел еще более изможденным, чем обычно, и казался
глубоко опечаленным. «В первую очередь, – сказал он мне, – шаман – это
слуга людей. Когда ты становишься шаманом, на тебя возлагается
ответственность – ты обязан помогать тем, кто рядом с тобой». Этим
нелегким психологическим грузом шаманы объясняют распространенный в
своей среде алкоголизм. «Иногда приходится делать черные дела», – с
грустью поясняет Нергуи и многозначительно замолкает.
«Духи неба» Когда шаманизм обрел свободу, его обряды превратились в организованные и
довольно масштабные мероприятия, которые могут приносить немалую
прибыль. Августовским днем на залитом солнцем лугу в Бурятии два с
лишним десятка человек в халатах цвета индиго, представители местной
шаманской организации «Тэнгэри» («Духи неба»), проводили обряд тайлган,
дабы почтить священное место Буха-Нойон. В большом котле варилась
разрубленная на четыре части туша только что зарезанной овцы. Распевая и
стуча в круглые барабаны из кожи животных, шаманы сидели в ряд,
обратившись лицом к Буха-Нойону. Говорят, что на этом безлесном участке
горного склона обитают священные духи, в том числе и дух – предок бурят,
по имени которого и было названо место. На столиках перед шаманами
горели свечи, лежали разноцветные конфеты, стояли стаканы с водкой,
чашки с чаем и другие приношения духам. Торговцы, стоя у открытых
багажников своих джипов, предлагали зрителям бузу и сочные бурятские
клецки. Над Буха-Нойоном кружили два орла – это, сказали мне, знак, что
духи спускаются с неба.
Я стоял за спинами шаманов в полукруге зрителей, которых пришло человек
двести. Этнический состав собравшихся был пестрым: и русские, и буряты,
и монголы, и даже гости с Запада. Один из шаманов, Олег Доржиев,
напряженно согнулся, распевая и размахивая руками с лихорадочной
быстротой. Внезапно замер, а потом встал. Разговоры в толпе смолкли.
Великий Дух проник в шамана.
Доржиев подошел к краю толпы. Его шапка была похожа на шлем рыцаря. Олег
шел медленно и тяжело дышал. Люди опускали головы, чтобы не встретиться
с ним взглядом. «Нельзя смотреть шаману в глаза, когда в нем
присутствует дух, – сказал мне один из стоящих рядом, разглядывая землю
у себя под ногами. – С тем, кто так сделает, может случиться дурное».
Помощник принес шаману-духу табурет, тот сел, и его окружили человек
двадцать – некоторые встали на колени, другие легли на землю ничком и
стали задавать вопросы: «Почему мне не везет в бизнесе?» «Почему мне не
удается забеременеть?»
Тем временем другие шаманы тоже входили в транс, начинали брести,
спотыкаясь, и вокруг них тоже собирались страждущие. Сцена напоминала
ремейк «Ночи живых мертвецов». Рядом со мной в шамана с рогами на
головном уборе вошел дух, который курил одну сигарету за другой и
требовал огромное количество водки. Другой разговаривал таким высоким
голосом, будто вошедший в него дух был женщиной.
Минут через двадцать духу Доржиева пришла пора уходить. Помощники отвели
шамана на несколько метров в сторону и заставили его попрыгать на месте.
Он снял свою шапку и стоял, щурясь от яркого солнечного света. Его
путешествие в другой мир завершилось.
Позже я снова встретился с Доржиевым — на этот раз в менее феерической
обстановке — в его кабинете в офисе «Тэнгэри» на окраине Улан-Удэ. На
улице рядом со зданием офиса возвышается огромная статуя, похожая на
новогоднюю елку и украшенная голубыми лентами, лосиными рогами и
медвежьим черепом. «Когда начинаешь погружаться в транс, ты чувствуешь,
как к тебе приближается некий источник энергии, — рассказал Доржиев. —
Тебе его не видно, он похож на очертания человека в тумане. А когда он
подходит совсем близко, ты видишь, что это дух. Дух человека, который
жил очень давно. Он проникает в тебя, и твое сознание отделяется от
тела. Оно отправляется в какое-то прекрасное место. А твоим телом
завладевает дух. Когда все заканчивается, он уходит, а твое сознание
возвращается. И ты чувствуешь ужасную усталость — требуется много
времени, чтобы восстановить силы».
Прежде чем стать шаманом, Доржиев работал юристом в министерстве юстиции
— выглядит он таким рассудительным и невозмутимым, что его и сегодня
очень легко представить в этой роли. «Я носил белую рубашку и галстук, —
говорит он. — У меня была хорошая зарплата». Двадцать лет назад, когда
Олегу было 34 года, у него началась так называемая шаманская болезнь —
продолжительный период неурядиц в карьере или личной жизни,
психологических трудностей и проблем со здоровьем. Считается, что это
духи подают человеку знак. Беды не прекращаются, пока человек не сдается
и не становится шаманом.
«У меня болела голова, болела спина, — рассказывает Доржиев. — Будучи
довольно рационально мыслящим человеком, я обратился к врачу. Но врач
ничего не нашел. Я испытывал чувство вины, совсем не понимал, в чем
дело, и казался сам себе симулянтом». Тяжелый период продолжался четыре
года, пока Олег не обратился за помощью к другу-шаману. Во время транса
духи открыли ему, что Доржиев — один из избранных. К моменту нашего
разговора Олег Доржиев был практикующим шаманом уже восемь лет, а боли и
неурядицы прекратились.
В 2003 году Доржиев вместе со своими единомышленниками организовал
«Тэнгэри», поскольку хотел чувствовать себя частью сообщества, а не
изгоем-одиночкой. В последнее время «Тэнгэри» стала объектом довольно
резкой критики. Согласно неписаному кодексу шаманской этики, шаман
никогда не должен просить денег за свой труд. Несколько авторитетных
бурятских шаманов обвинили членов «Тэнгэри» в том, что те взимают
немалые суммы за свои услуги, а также гонятся за славой, устраивая нечто
вроде цирковых представлений. Представители «Тэнгэри» объясняют эти
нападки завистью. «Мы не взимаем плату, а живем на те пожертвования,
которые люди сами решают нам дать», — говорит Доржиев. И правда, все то
время, что я провел с ним, он ни разу не просил у своих клиентов деньги
и вообще производил впечатление человека, очень серьезно воспринимающего
свои профессиональные обязанности. Он и его семья живут в скромной
двухкомнатной квартире. «Концы с концами сводим, — говорит Олег. — На
хлеб хватает, и ладно».
Противников «Тэнгэри» это, видимо, не убеждает, они критикуют и саму
идею создания шаманской организации: шаманы, говорят они, традиционно
работали в своих деревнях и кочевых племенах в одиночку. Члены «Тэнгэри»
отвечают на это тем, что, если бы они не были объединены в официально
зарегистрированную организацию, они не смогли бы конкурировать с
доминирующими религиозными течениями. «Религия — это маркетинг», — часто
повторяет Доржиев.
На берегу Байкала
Исцеление душевных ран силами шаманов, конечно, вызывает большие
сомнения. Но одно совершенно бесспорно: шаманизм — это катализатор
культурного возрождения коренных народов Бурятии. На берегу Байкала три
шамана (один в зеленом халате, другой в фиолетовом и третий — в голубом)
собрались, чтобы попросить духов о хорошем урожае и согласии среди
людей. Они еле слышно бормотали молитвы, брызгая молоком и водкой в
небольшой костерок. Не было ни трансов, ни духовных фейерверков, только
произносимые шепотом молитвы и шипение жидкости, попадающей в огонь.
Рядом со мной стоял Петр Ажунов, подвижный человек с собранными в хвост
волосами и редкой бородкой, одновременно шаман и антрополог. Для него
шаманизм имеет не только религиозный, но, в не меньшей мере, и
политический смысл — как попытка возродить национальное чувство бурят.
«Лет тридцать назад, — рассказывает Ажунов, — такого рода обряды порой
приходилось проводить глубокой ночью». И все же многие местные
начальники относились к шаманам терпимо, а некоторые даже сами посещали
их. «Сейчас Москва боится настоящих шаманов, таких, как мы, — усмехается
Ажунов. — Мусульман можно контролировать, буддистов можно
контролировать, организованные группы вроде „Тэнгэри“ — тоже, а вот
настоящих шаманов контролировать невозможно». И он плеснул на землю
приношение духам — несколько капель тарасуна, алкогольного напитка на
основе кефира, прежде чем отпить самому.
Ажунов — консерватор, который убежден, что женщин не следует допускать к
некоторым из шаманских ритуалов. «Вашему фотографу нельзя снимать этот
обряд, — предупредил он меня извиняющимся тоном. — Всегда существует
вероятность, что женщина может оказаться нечистой». Стоящие рядом
мужчины серьезно покивали в знак согласия.
Удаганки В другом священном месте, неподалеку оттуда, мы с фотографом Кэролин
Дрейк встретились с тремя женщинами-шаманками, совершавшими свой обряд.
Их предводительница, Любовь Лаврентьева, облаченная в желтый шарф,
красные брюки и позвякивающие ожерелья, посмеялась над убеждением, что
только мужчины могут быть шаманами. «Буряты верят, что когда-то
давным-давно летящий орел заметил женщину, спавшую под деревом, и
наполнил ее святым духом. Позже она родила мальчика, который стал первым
шаманом. Но ведь понятно же, — с явным удовольствием говорит Любовь, —
что фактически первым шаманом была именно женщина».
Как бы я ни относился к шаманизму, энергичные рассказы Олега Доржиева
заставили меня задуматься о некоторых вещах. В шаманистской картине мира
Вселенная — это гигантская паутина, в которой мы, люди, связаны между
собой невидимыми узами, как связаны и со своими предками. «Для нас, —
сказал Олег, — наши боги в первую очередь — наши праотцы и праматери,
они же — наши ангелы-хранители. И наша любовь к ним сильна. Это любовь
детей к родителям, а родителей — к своим детям и внукам. Любовь и
уважение порождают самую сильную из возможных энергий, которая никогда
не исчезает». Оговорюсь, что я принципиальный скептик, но все-таки эта
идея — такая понятная и простая идея почитания предков и «самой сильной
энергии» — меня почему-то тронула.
Конечно, по большей части от шаманизма отдает шарлатанством, иногда,
прямо скажем, невежественным и опасным. Однажды я видел, как шаман в
разгар транса туго затягивал полоску материи на голове человека, у
которого впоследствии появилась трещина черепной кости. Некоторые шаманы
утверждают, что могут вылечить рак, но это весьма сомнительно.
Приверженцы шаманизма уверены, что это правда, и перечисляют случаи
самых разных чудесных исцелений. В 2007 году Руперт Айзексон и его жена
Кристин отвезли своего пятилетнего сына Роуэна, страдающего аутизмом, в
Монголию, к шаману из народности цаатан. В недавнем разговоре Айзексон
признался: у него нет доказательств, что именно шаман помог его сыну, но
факт остается фактом — с мальчиком почти сразу произошли перемены к
лучшему.
Подводя итог, скажу, что в шаманизм я пока обращаться не собираюсь.
Однако волчья кость, которую дал мне шаман Нергуи, до сих пор лежит у
меня в кармане — так, на всякий случай.
|